Защитницы. Интервью с Марией Берлинской, которая учила армию летать и основала Женское ветеранское движение в Украине

В Вооружённых силах Украины служат более 50 000 женщин. Наравне с мужчинами они защищают свою Родину, а также — борются за равенство, за возможность не выбирать «жена и мама или военнослужащая», и против гендерных стереотипов. Информатор вместе с ОО Gender Stream продолжает цикл интервью с ветеранками, военными и волонтер, и вместе с ними показывает: каково это — быть женщиной в армии. 

Многие слышали о Марии Берлинской и раньше. Её приглашали на национальные телеканалы, записывали десятки интервью, за несколько лет она стала героиней сотен рассказов о женщинах на войне. Однако сама Мария себя героиней не считает, а свою публичность называет не самоцелью, а лишь инструментом достижения цели. 

Мария родом из Каменца-Подольского. До 2014 года она организовывала культурные мероприятия, сотрудничала с музыкальными группами в Украине и за рубежом, ходила в походы с гитарой, путешествовала автостопом и вела, как сама говорит, «жизнь контркультурщика». Всё изменилось после ноября 2013 года. 

«В Революции Достоинства я участвовала с первого до последнего дня. Я делала всё — от бутербродов и чая до коктейлей Молотова, построения баррикад и помощи раненым. Непосредственно стояла в первых рядах и на Грушевского, и на Институтской. Хорошо помню ночь 19 февраля на Грушевского (с 18 по 21 февраля на Майдане были массовые столкновения между участниками акции и силовиками. За 3 дня погибли около 80 человек, еще 20 умерли от ранений позже. Погибших протестующих назвали Небесной сотней — ред.). 

Фактически я была там с вечера 18 февраля по утро 19, потом попала в больницу с сильной простудой, что наверняка спасло мне жизнь. Я очень хорошо помню этот кадр, который у меня до сих пор перед глазами: я стою  у Главпочтамта и вижу картину, как у Довженко — Киев в огне. К утру 20 февраля в больнице меня просто физически отключило. А 20-го я пошла туда снова, ещё были слышны выстрелы. На Крещатике почти не было людей, поэтому было ощущение будто ты на ладони, ты каждый шаг можешь быть под прицелом. 

Это ощущение мишени невозможно забыть. 

20 февраля я хорошо помню, потому что весь холл гостиницы «Украина» был залит кровью, лежали тела. Я просто пришла и спросила, чем я могу помочь. Мне ответили — смыть кровь. И я тряпкой смывала, выкручивала ... Это ощущение, когда кровь лучших людей страны ты сливаешь в канализацию. Помню, как выносили тела погибших, люди выстроились в коридор, а отцы и матери просто сходили с ума от горя...»

На этом Майдан для Марии Берлинской кончился, потом была помощь по эвакуации раненых, создание базы данных погибших. Прошло восемь лет после Революции Достоинства и сейчас Мария говорит, что сделала бы то же самое, потому что другого выбора — она уверена — не было. 

«Почему вы дышите? Потому что не могу не дышать. Почему вы вышли на Майдан? Потому что власть была узурпирована, потому что я хочу жить в открытом обществе, где мы друг друга любим и помогаем. Я хочу жить там, где люди имеют возможности развиваться, где люди обеспечены, счастливы, образованы. Где люди уверены в будущем для своих семей. Где им не страшно. Где они проживают каждый день своей жизни как свободные люди, а не как рабы. Это была моя мотивация. 

В первые дни студенческого Майдана я вышла из небольшим плакатом, на котором было написано «Я иду за свой любимый народ». Этим всё сказано. Я шла, так как верила, что это единственный способ для нас жить в счастливой стране. 

Я счастлива, что мы устояли, я бесконечно благодарна людям, которые заплатили за этот шанс ценой собственной жизни и здоровья. Как мы этот шанс используем — это уже другой вопрос. 

Когда мне говорят, что всё плохо, что стало ещё хуже... Нет, я не согласна. Представьте сейчас третий срок Януковича. Посмотрите на Беларусь, посмотрите на Россию. Не надо далеко ходить, чтобы увидеть, как всё могло бы быть». 

После Революции Достоинства началась война. Летом 2014 Мария решила вступить в добровольческий батальон, чтобы защищать границы Родины. 

«Сразу хочу отметить, я искала возможность служить не потому, что я какая-то героиня. Я была обычным человеком, не рвалась на фронт. Как и любому человеку, мне было страшно. Я точно не хотела умирать, а тем более вернуться с ранением или инвалидностью. Но я понимала, что иначе не смогу, просто не смогу с собой договориться. Поэтому я заставила себя искать батальон и ехать на войну. 

В аэроразведку я попала случайно. Я была готова делать всё, что сказали бы. Но одному из батальонов нужны были аэроразведчики, и у меня произошёл тогда забавный диалог. «У вас техническая профессия? — Нет, я патологический гуманитарий. — Вы этим когда-то занимались? — Нет. — Вы что-то о дронах знаете? — Нет». Тогда я услышала на том конце голос, полный отчаяния: «По крайней мере учиться вы готовы?». Я была готова. 

Я прошла недельные курсы базовой подготовки в Киеве и поехала на фронт в первых числах сентября 14-го года. Мое первое задание было уже на оккупированной территории, под Весёлой Горой, оттуда мы вернулись чудом — мы называли эти выезды в неконтролируемую серую зону «слабоумие и отвага». Потом я много доучивалась, так как знания были нужны. Дроны отправляли, это очень дорогостоящее оборудование, а их часто разбивали во время первых же полётов, потому что ими не умели управлять. Поэтому я нашла на тот момент лучших инженеров, авиамоделистов, летных инженеров, которые согласились на мою идею. Мы вместе создали Центр поддержки аэроразведки. В начале 2015 году мы уже начали учить первые группы. 

До сентября 2017 моя жизнь была разделена между войной и миром. С одной стороны, я ездила на фронт как практикующий специалист, привозила дроны, учила летать в полях, выполняла полёты. А с другой стороны был Центр поддержки аэроразведки, где мы учили специалистов. В Центре было до 10 волонтеров. 

Совокупно мы подготовили более 200 специалистов для армии, примерно за три года работы. А эти знания наши выпускники потом передавали дальше уже на фронте. Фактически мы учили армию летать. 

Критическую потребность первых лет волонтеры взяли на себя и закрыли. В тот период я была таким «апостолом аэроразведки». Большая часть моей жизни стала заключаться в интервью, потому что это был единственный способ находить средства на дроны, обучение, учебные модели и другое оборудование. Я везде объясняла, что мы можем одеть в броники целый батальон, оснастить аптечками и накормить, но если у нас не будет одного дрона, который укажет, откуда стреляют российские системы залпового огня, то все эти люди могут погибнуть. Дроны и тепловизоры — это глаза на войне. В аэроразведке была такая шутка: то, что обычная разведка натопчет за неделю, мы сделаем за один полёт».  

Сейчас Центр аэроразведки не работает, потому что необходимости в нём больше нет. Системная работа в этом направлении велась в течение первых трёх лет войны. 

В определенной степени аэроразведка и публичность помогли Марии избежать дискриминации во время службы. Хотя одну неприятную ситуацию девушка всё же вспоминает. 

«Я в этом вопросе не очень репрезентативна, но было такое:

Я первый раз приехала в добробат, город Счастье кроют «Градами». В это время человек, в чьём подчинении я должна была находиться, первое что делает — указывает на свою кровать и говорит мне «Ты спишь со мной». Я отказала, потому что не за этим сюда приехала. После этого он пытался мне устраивать какие-то марш-броски в четыре утра, пробовал меня «брать измором», давал мне какие-то идиотские задачи. Я к этому относилась с иронией. Потом, кстати, оказалось, что этот человек разворовывает волонтёрскую помощь. Всю эту ситуацию я объяснила побратимам и руководству, и больше я с этим не сталкивалась. Затем этот мудила пробовал даже какую-то заказную статью на меня написать, но все подтвердили, что это был непорядочный человек. 

Почему я сказала, что я не репрезентативна? Где-то с октября 2014 я вышла в публичное пространство. Плюс аэроразведка была дефицитом, мы были элитой армии, потому что это были считанные специалисты на фронте. Нас звали к себе с хлебом-солью, принимали очень хорошо. И случись что-то подобное, я бы это остановила или сделала бы эту историю публичной. Плюс я просто умею отстаивать свои права. 

Но бывают случаи, когда всё не так просто, особенно когда нет еще определенного жизненного опыта: когда это молодые девушки, когда им кажется, что на войне все герои. У них есть определенная иллюзия, а это неправда — подонки есть везде, и на войне они очень хорошо проявляются. 

Девушкам и парням, которые сталкиваются со случаями какого-то насилия, могу пожелать только одного: не молчите, это не вам должно быть стыдно. Правда на вашей стороне. Вы защищаете границы, а ваши личные границы никто не имеет права нарушать». 

Именно для защиты женщин в армии, для того, чтобы сделать их проблемы видимыми, появился проект «Невидимый батальон». Решение о его создании пришло постепенно — после наблюдения за ситуацией и собственного опыта. 

«Существовал запрет на определённые профессии, я видела, что сестёр разведчиц, снайперок и штурмовиков оформляют швеями или поварихами. Несколько раз я сказала об этом публично, а потом решила, что надо делать исследования. Я пригласила исследовательниц из Могилянки — Тамару Марценюк, Анну Квит, Анну Гриценко, юрсотню, с этого и начался Невидимый батальон. За полгода в 2015 мы провели исследование, сделали фотопроект, представили результаты и начали адвокационную кампанию. Мы увидели яростное сопротивление от руководства Вооруженных сил, нас смотрели как на чудачек, которые непонятно чего хотят. Мне говорили прямым текстом, что ничего не получится. 

Но история показывает, что всё получилось. Замысел был прост — сделать женщин и их вклад видимым, дать возможность служить и реализовываться профессионально, как это работает в цивилизованных странах. Дать возможность получать социальную защиту, ведь какие могут быть боевые заслуги или ранения у швеи? Вообще этот тезис о кухарках и швеях, которые на самом деле снайперки, я превратила в своеобразный мем, который до сих пор используют. А люди не дураки — если им честно и просто объяснить, они понимают, что это несправедливо. 

Девушки пошли воевать добровольно, хотя не обязаны, они пошли несмотря на то, что их часто останавливали и в семье, и в военкомате. И иметь запись, что ты кухарка, когда ты ходишь по минным полям, рискуя своей жизнью... Этот тезис был услышан обществом, и это стало основной причиной изменений. Был принят закон, изменили внутренние положения — всё благодаря огласке. 

Невидимый батальон имел много продолжений, различных проектов, направленных на защиту прав и интересов женщин-военных, волонтерок, ветеранок. Исследования, фотовыставки, многочисленные круглые столы, презентации, конференции, видеоролики, два документальных фильма, которые показывали по всему миру — это только часть того, что удалось достичь за годы существования проекта. Кроме того, была создана первая в Украине стипендия имени Богдана Радченко, которая покрывает обучение на магистерских программах в трёх университетах, и проект «Путешествия ветеранок», который позволил ветеранкам посетить несколько стран мира. 

А ещё — появилось Женское ветеранское движение. 

«У женщин есть определённые потребности, проблемы, сферы интересов, которые могут понять только их сестры. Как ребята не хотели бы с девушками слишком делиться о каком-то репродуктивном здоровье или болезнях, которые появились после войны, так же и девушкам легче об определенных вещах говорить с другими девушками. От физиологии и обследований у гинеколога до рождения и воспитания детей, карьеры, проблем армии, таких как отсутствие женской формы и броников, вопросы дискриминации и многое другое. 

Есть те же вопросы сексуальных домогательств, о которых девушки почему-то стесняются говорить с побратимами. Хотя ребята наоборот должны защищать и поддерживать свою посестру, если к ней цепляется какой подонок. 

Женщины после войны редко идут в бар рвать на себе тельняшку «я в танке воевала». Они возвращаются, тянут на себе детей, часто ждут мужчин с войны и ещё пытаются как-то помогать побратимам, которые топят боль в алкоголе или чём-то ещё. Они превращаются из фронтовичек в волонтёрок, которые продолжают защищать своих. Поэтому было очевидно, что нужно было объединять девушек. 

На самом деле, с начала войны до сих пор положительных изменений в сфере гендерной политики в армии произошло много, мы сделали огромный скачок. Другие страны этот путь проходили десятки лет. На это также повлиял технологический прогресс, ведь соцсети помогают огласке. Кроме того, есть ряд феминистических гендерных инициатив, которые поддерживают изменения и развивают ветеранские женские проекты. Невидимый батальон был первым, но после него появилось немало важных инициатив. Без таких проектов, как, например, Коалиция ветеранок и волонтёрок, ничего бы не получилось. 

Я вообще верю в женскую солидарность, сестринство, хотя это случилось со мной не сразу. В свои 17-18 лет я была убежденной антифеминисткой, считала, что это всё — фантазии недовольных женщин. Понимание ко мне пришло постепенно и преимущественно из жизненного опыта и наблюдений. 

Я видела огромную силу и мощный потенциал в украинских женщинах, которые держали на себе весь тыл в тяжелые годы войны, всё волонтёрское движение. Женщины организовывали множество процессов, разве что ядерное оружие не передавали, хотя если был бы запрос, то сделали бы и это. 

От публичной деятельности Мария Берлинская сознательно отошла после 2018 года. Признается, что была «интоксикована» чрезмерным вниманием и теряла слишком много эмоционального ресурса. И цели, ради которой эта публичность была нужна, она достигла: когда проекты стали достаточно развитыми и известными, уже не было необходимости ставить рядом чье-то имя. 

Мария не захотела идти в политику, отказалась от предложения присоединиться к партиям, потому что не хотела превращаться из человека в функцию. Она продолжает помогать ветеранам и ветеранкам, но уже иначе — не так публично. На вопрос, планирует ли возвращаться, отвечает коротко: 

Возможно. Если в этом будет необходимость. 

Этот медиапродукт стал возможным благодаря поддержке Правительства Канады в рамках проекта «Голос женщин и лидерство — Украина», который внедряется Украинский Женским Фондом (УЖФ). Ответственность за содержание информации несет Gender Stream. Информация, представленная в издании, не всегда отображает взгляды правительства Канады и УЖФ.

Над интервью работали: Кристина Лях, Ольга Полякова